Утром мы прошли по маленьким улочкам параллельным Невскому (через несколько дней устаёшь от беспокойной толпы), по мостам через каналы, над речушками, пестрящими пароходиками и катерами. Пароходы по утрам моют, драют, готовят к дневным, вечерним круизам. С палуб не в меру разудало разносится залихватская ритмичная музыка, и бегают полуодетые члены экипажа.

Медный всадник
Медный всадник, скульптор Этьен Фальконе, 1768–1770 гг.

Так добрели мы до громады Исаакиевского собора. Теряешься перед этими колоннами холодного темно-бордового мрамора. Храм был закрыт, и мы не увидели знаменитые мозаики и маятник. Взбежав двести с лишним ступенек мы очутились на колоннаде перед чудесной панорамой Санкт-Петербурга. Вездесущий торжественный голос из советских новостей, предупреждающий о закрывающихся дверях в метро, рассказал нам о главных объектах, видимых с высоты соборной колоннады. Рассказ начался с главного вида на север, со стрелки Васильевского острова и золочёного шпиля Петропавловского собора, стен крепости; плавно перешёл к Университетской набережной, к новым зданиям Академии Наук и Академии Художеств. Всё никак не укладывается в голове, что именно из этого города вышло столько влиятельных и известных на всю страну и на весь русский мир людей, что этот город так повлиял на историю России, заложил крепкий, надёжный фундамент на несколько столетий вперёд. На востоке запомнились миниатюрные башенки Смольного собора и ресторан на крыше, с чёрными трепещущими на солнце вывесками.

Осмотрев колоннаду и вдоволь нафотографировавшись, мы спустились к знаменитому памятнику Петру первому—Медному всаднику. Даже утром рабочего дня вокруг собираются заграничные туристы и делают праздничные снимки молодожёны. Петербург—город молодых, город свадеб. Из праздничных нарядов нынче в моде яркие синие костюмы и кремовые платья цвета шампанского. За несколько минут в Александровском саду мы заметили целых пять пар. Впору устраивать конкурс на самую красивую из невест. Только мысль о свадьбе сначала обжигает огнём, а потом заставляет сжиматься все внутренности, а в сердце еле-слышный глухой звук, словно бросаешь камень в пустой влажный колодец—он летит, бьёт о стены и через время падает тихим «Шлёп».

Обедали мы в подвальном ресторанчике «Ять» на Мойке. Порции здесь маленькие, но изысканные, вкусные. Интерьер красивый и вежливые официанты. Но больше всех нам запомнился Иван-чай в заварнике—пряный, банный, насыщенный.

Поздний полдень мы провели на экскурсии в квартире-музее Пушкина. Нам попался великолепный экскурсовод. Женщина рассказывала нам о поэте без тени напыщенности и пафоса, о том, как он увидал Наталью Гончарову совсем ещё девочкой на детском балу, о неудачном первом предложении руки и сердца, о его письмах и ценах на квартиру. Конечно, говорила она и о дуэли и о смерти. Неожиданно, но посетить последнюю квартиру поэта пришла и молодёжь, коротко стриженная, в шортах и кедах.

А вечером пошёл наш первый петербургский дождь. Мы скрывались от него в Пассаже, выбирая яркие капли серёг у ювелирных лотков. А потом в Буквоеде. Дневник Николая Второго мне было не найти. Зато мы купили «Игрока» Достоевского, томик «Избранного» Высоцкого. А на полочках у входа я наткнулся на знакомые открытки и магниты с панорамой Исаакиевского собора. И сердце снова сжалось, съёжилось в комок, как загнанный в угол кот перед неизбежной битвой.