Что случилось за последний месяц с тех пор, как я вернулся с зимних каникул? С головой я бросился в пену рутины. В первые недели мы полировали код и отчаянно писали двухмесячный отчёт для Рено. Прекрасно показали себя в деле мои французские руководители. При том что главным исполнителем проекта являюсь я, в последние дни перед сдачей, несмотря на всю свою занятость, оба профессора активно включились в работу—программировали и писали доклад. Я думаю, заказчики остались довольны результатом нашей двухмесячной работы.

Бретанская погода не баловала. Штормило, нас били сильные ветры и неделями непрекращающийся дождь. Пасмурное небо и ветер делают своё дело, давят на психику и легко подминают под себя боевой дух студентов. И сейчас всю неделю из-за шторма в Атлантическом океане дует ветер в 160 километров в час, валит деревья и затапливает прибрежные районы.

В прошлые выходные для оформления российской визы я летал в Париж. Это немыслимо, но во Франции билеты на самолёт нередко оказываются дешевле билетов на поезд. Как раз в это время в главных аэропортах города бастовали авиарегулировщики. По их милости после шестичасового маринования в брестском аэропорту мой первоначальный рейс был отменён. А рейс следующего дня задержан на полчаса. В итоге, несмотря на скоростную поездку в такси из Орли в центр, я всё таки опоздал в российский визовый центр. Таксистом у меня был китаец. Он плавно въезжал в город под оперную музыку. (—А вам нравится жить в Париже? —Да, я очень счастливый человек, что могу здесь жить.) Девочки в визовом центре смилостивились надо мной, документы проверили, но не приняли (—А это, что это вы здесь понаписали? —Как что? Родственников, вы же просили на сайте, указать родственников. —Нет, голубчик, вы их лучше уберите, просто сделайте новую анкету, с родственниками могут отказать в гуманитарной визе.)

А потом мы ужинали у итальянцев, вселялись в хостель, не спали из-за храпа наших аргентинских соседей по номеру, посещали самый любимый музей д’Орсе, высыпались днём. А когда мой вьетнамский товарищ укатил обратно в Брест, я отправился на поиски дома, в котором больше тридцати лет прожил Иван Бунин. Район престижный, хоть и за рекой, в двух остановках метро от Трокадеро. Район музыкальный—авеню Моцарта, улица Бетховена... Дом Бунина находится на улице Жака Оффенбаха 1. На этой короткой улице всего три дома. У входа в подъезд скромная бронзовая табличка извещает от том, что «В этом доме с 1920 по 1954 жил русский писатель Иван Бунин, лауреат Нобелевской премии 1933 года.» Не известно, в какой квартире он жил и на каком этаже. Таким же вечером он мог смотреть из окна, писать что-то примостившись у конторки или прогуливаться, заложив руки за спину, мечтать, вспоминать Россию... И я прогулялся, но ничего не почувствовал. Только подумал, что в его доме, в его квартире, теперь живут чужие люди, не говорят больше по-русски и знать не знают, кем был этот русский с труднопроизносимой фамилией и что он написал. Просто живут, готовят, растят детей, смотрят телевизор, разговаривают по телефону... Жизнь идёт, йог спокоен. Я конечно размечтался, разузнать, где точно он жил и выкупить его квартиру и жить в ней самому, или, ещё лучше сделать, в ней музей писателя.

А в ночь на воскресенье я «заморозил» аргентинцев, чтобы они не храпели. Выключил на несколько часов отопление и открыл окно. Утром я пробежал 10 километров по просыпающемуся солнечному городу. Бежал вокруг Лувра, садов Тюильри, а потом вдоль Сены до Эйфелевой башни и обратно к Музею. После плотного бранча я посетил центр современного искусства в здании Жоржа Помпиду. Современное искусство бедное, блеклое. Сердце ничто не радует. Благо вход в первое воскресенье месяца был бесплатный.